Рассказы, стихи о лесе Анатолия Орлова

Родился Анатолий Михайлович в 1947 году. Потомственный лесовод - лесниками были его отец и дед. Живёт и работает в селе Огоньки. В 2000 году награждён "Берестяной грамотой" и Дипломом второй степени по итогам конкурса журналистов "Экология России".

                                                От автора

Почти тридцать лет жизни я отдал лесу. Охранял его. Берег. И много писал. И о нем, и о живой природе в целом. Писал непрофессионально - я не журналист, - но от души. На страничках этой книги мои друзья-экологи предлагают вам небольшую подборку моих рассказов. О том, чем живет лес. О том, чем живут реки. О том, чем живет море. Что связывает их. Что угрожает им. Почему их надо беречь…

А выводы вы сделаете сами.

Я очень благодарен друзьям-экологам, и в первую очередь их руководителю Дмитрию

Лисицыну, за предоставленную возможность пообщаться с вами.

Читайте. Думайте. Пишите.
 

вверх

КРИЛЬОН

Что будет?..

В безветренную погоду каждый шорох в тайге слышен.

Ветерок ли по траве пробежит. Или мелкий зверек на хворостинку нас Слышно. И как еще слышно.

Тут ни одна травинка ветру не кланяется - стоит полный штиль, на одиноко стоящей березе ветки ходуном ходят. Такого в природе просто так не бывает. Тут жди подвоха. И его долго ждать не пришлось. Сначала с треском по березовому стволу поползла лианка актинидии, осыпая переспелые бочонки ягоды на землю, а потом мохнатая лапа на свет божий появилась.

Бурые осенние листья на березе со шкурой бурой сливаются.

Попробуй разгляди сразу хозяина леса.

Вот и не разглядели.

А хозяину леса не до гостей.

Увлекся сбором урожая.

Недосмотрел — пропадает.

День-другой - и осыплется ягода.

Когда в руках карабин с оптическим прицелом, можно быть и смелым.

Можно и хозяином тайги, попавшим а пиковое положение, полюбоваться.

Когда еще такое увидишь.

А хозяин тайги тоже не промах.

Можно слегка и покуражиться.

Но только слегка...

От неординарной ситуации даже птицы смолкли.

Что будет-то? А ничего...

А детишки должны появиться и вовремя, и

 вверх

Пихта белокорая

Хотя ночи в июле довольно теплые, в теплой пастели не сравнишь.

В первую же ночь от простуды на ногах и груди выскочили чирьяки.

Они мешали ходьбе, и наша долгожданная вылазка на природу оказалась под угрозой.

— Говорил же тебе: не ленись, больше мягкого лапника

поучал напарник, - так нет же... Пихта - лучший лекарь в тайге. Так что иди опять к ней и поклонись. Что поделаешь, пришлось идти и кланяться. Выбрал парочку больших желваков на комле пихты из них живицу.

Этой живицей смазал свои болячки.

Потом пластырем залепил.

А через сутки от простуды и следов не осталось.

Всю "бяку" вытянула живица.

Когда-то темнохвойные леса покрывали весь

я пихта была основной лесообразующей породой

За сто лет темнохвойные леса повырубили, повыжгли. Куда ни глянь, всюду березки да осинки - вторичные леса,  среди них величественные темно-зеленые пирамидки пихт – остатки былого величия.

Как напоминание о прошлом Сахалина.

О его богатстве.

И нашей бесхозяйственности.

вверх 

У леса должны быть свои тайны

На таежной тропинке полтушки горбуши.

Еще свежей, кровоточащей.

Сетка полузатертых следов: медвежьих, лисьих

От речки до этого места больше километра.

Кто тащил добычу наверх и зачем?

Попробуй разберись.

Почему только полрыбины?

Долго ломали голову и пришли к выводу: не медвежье дело семьи рыбу на хребет таскать.

Медведь давно уже свое семейство по сумеркам на речку вы­водит.

Пообедают — и обратно, до следующего обеда.

Зачем ему заначка в полрыбины? А у лисы в это время детеныши в норе. А нору она подальше от человеческих глаз Может быть, где-то здесь, на хребте. Не зря же столько лисьих следов кругом.

Спешила Патрикеевна с рыбой в зубах, чтобы семью накормить, а тут мы...     

Бросила добычу - и в кусты. Но в это время орлан над головой пролетел. Значит, тоже может быть гнездо неподалеку. А он рыболов отменный. Мог не удержать добычу в когтях и уронить.

Все может быть.

В общем, так и не нашли ответа.

И это даже очень хорошо.

У леса должны быть свои тайны.

Без тайн лес сразу скучным станет…

вверх 

Попробуй угадай

Странная закономерность.

Стоит дерево свечкой.

Любо-дорого смотреть на него.

Кора гладкая, матовая, здоровьем светится.

А свалят дерево лесники, распилят на сортименты внутри сплошная гниль рядом пихтушка-замухрышка стоит.

Седая борода лохмотьями с веток слезает.

Накипными и листоватыми лишайниками, как заплатами кос­тюм нищего, покрыт ствол.

А древесина - что сахарная косточка.

Пила с натугой вгрызается.

Несведущему человеку нелегко определить по виду, какое дере­во больное, а какое здоровое.

Какое пора назначить в рубку, а какому дать еще подрасти.

Хотя секрет этой угадайки на поверхности ствола прячется.

Пихтушка, покрытая лишайниками, менее подвержена разру­шительной деятельности грибов.

Потому что антибиотические вещества, содержащиеся в лишай­нике, подавляют рост грибов - разрушителей древесины.

Чего не скажешь о чистюле и аккуратистке елочке.

Которая защитить себя от грибной инфекции так и не сумела.

Нет бы вовремя друзьями-лишайниками обзавестись - добрыми айболитами зеленого мира.

...Еще вчера крутой склон, с которого оползнями весь гумус сня­ло, голыми валунами светился.

А сегодня, на нем листики и ниточки лишайника кучерявятся.

Другой растительности на гладком камне ни за что не удер­жаться.

А он не только завоевал плацдарм, но и активно продолжает рас­ширять его, участвуя в химическом выветривании камня.

Отмирают в борьбе за жизнь лишайниковые слоевища, в микротрещинах накапливаются.

Смотришь, и первый островок почвы сформировался.

А на него сухих листьев и веточек нанесло.

Пройдет еще несколько лет — и на нем высшие растения появят­ся - мхи.

А в них первое крошечное деревце распластается, которое, может быть, тоже окажется пихтушкой.

Такой же, что лесники для раскряжевки только что на площадку.

вверх 

Спасибо ветру

Среди пихтово-березового редколесья небольшая аллейка из мо­лодых пихтушек.

Два рядка хвойных деревьев.

Таких густых, что с трудом продираюсь среди них.

Искать автора этого шедевра не надо.

Не первый раз встречаю подобное чудо в тайге.

Так что и на аллейки насмотрелся, и с их создателем знаком не понаслышке.

Вон он как свистит среди вершин Деревьев, осыпая рыхлые сне­жинки с веток.

Да, это ветер.

Самый обыкновенный ветер.

Леса, по которым я иду, вторичны.

Образовались после хозяйственной деятельности человека.

Ну а точнее – после вырубки.

На лесосеке после окончания работ всегда остаются семенники.

Для залесения вырубок.

И вот парочку таких великанов проказник-ветер параллельно друг другу повалил на землю.

Одинокие деревья не в силах противостоять ему.

Сила ветра в кронах оказалась сильнее корневой системы дере­вьев.

А валеж под действием грибов, насекомых и других природных факторов со временем стал превращаться в труху.

На трухлявые полоски опять же проказник-ветер рассыпал парашютики семян.

В густом бамбуке всходы быстро чахнут.

Им бамбук укорениться не дает.

Зато трухлявая древесина валежа сразу и дом и столовая для хрупких сеянцев.

Вот и вытянулись пихточки за полтора десятка лет в настоящую аллейку.

Теперь им даже страшен далее бамбук.

Не он их угнетать будет, а они его.

Освобождая от непрошеного агрессора метр за метром, лесную землю.

Так что спасибо ветру.

вверх 

Вспять

Три десятка лет назад на этой сопке рос рукотворный сосновый бор.

Здесь уже собирали грибы.

Появились первые кустики земляники, посеянные крылатыми лесоводами.

Но беспечный человек бросил окурок.

Маленький окурок на большой сопке.

И вот соснового бора нет.

Нет грибов.

Нет ягод.

Нет пахучей сосновой подстилки, в которой ноги приятно утопа­ли по щиколотку.

Только густая поросль березняка и ольшаника среди тонких обугленных пенечков.

Который год я бываю на этой сопке.

И каждый раз возникает чувство досады,

Настолько несоизмеримы эти величины: какой-то окурок и пре­красным сосновый бор.

Окурок, помноженный на человеческую беспечность, вопреки здравому смыслу оказался сильнее, весомее громадного бора.

В этом году среди чащобы березовых прутиков заметил малю­сенькую елочку.

Первую и пока единственную.

Нелегко укорениться занесенному ветром семе разнотравья и бамбука!

Заметил и обрадовался: процесс пошел.

В природе всегда на место малоценного приходит более ценный хвойный.

вверх

Под защитой гортензии

Этот ельничек лесозаготовители давно просили отдать в рубку.

И возраст подходил — далеко за сто уже ему было.

И крутизна склонов не препятствовала.

Не надо резать волока по косогоро-террасной технологии, а зна­чит, нарушать водный режим склонов.

Отдал — и не было бы по этим показателям никакого нарушения лесного законодательства.

Но я все отнекивался.

Уж очень красив был ельничек.

Причем в любое время года.

Чуть ли не на каждом третьем дереве вьющаяся лианка гортензии.

От комля до вершины.

А дерево под тридцать метров.

Какую же силу должны иметь воздушные корни, чтобы поднять такого «удава»' чуть ли не до неба. Зимой деревья напоминали сказочных рыцарей в зеленых защитных накидках, закованных в ременные латы.

Летом от обилия цветов, собранных в большие щитки,  невесту, готовящуюся под венец.

Осенью насаждения напоминали шумную ярмарку со всем ее разноцветьем

Уж очень в леске было много птиц.

Цветная раскраска листьев — лианок, редких деревьев клена и ясеня в прогалинах - придавала насаждениям неповторимый шарм.

И вряд ли я смог бы спасти этот ельничек от вырубки, если бы не  лианки.

Вовремя вспомнил, что они занесены в Красную книгу и рубке, естественно, не подлежат.

А как срубить ель, не срубив лианку?

Не будешь же десятки метров плетей-ремней раскручивать с | каждого ствола-

Вот и стоят ели под защитой гортензии, радуя лесных обитате­лей.

вверх

Сладкоежки

Еще вчера этот клен ничем не отличался от окружающих его де

Белесых берез и серых ив с едва зеленеющими кронами.

Так же его ветки раскачивал ветер.

Так же его ветки тянулись к зависшему над сопкой солнцу. Размахивая как флагами первыми воздушными паутинками. Отчего возникало ощущение качающегося неба. Так же ревматически поскрипывал ствол в морщинистых шрамах при резких порывах ветра. Распугивая грызунов и другую лесную мелочь.

А сегодня к нему, и только к нему, внимание всех лесных обита­телей,

С утра дятел долго стучал по морозобоине, заплывшей стекло­видной камедью.

Л потом так же долго молчал, затерявшись в зеленоватых вет­ках.

Рядом ивы с усохшими вершинами, а он на здоровом клене... Странно...

А потом появилась пара веселых белок.

Белки какое то время сновали по дереву, распушив хвосты, а потом тоже странно затихли.

И я потерял интерес к ним.

...Тяжело пролетели мимо две бабочки-траурницы. Красивые!..

Украшением любой коллекции могли бы стать.

Но я не коллекционер.

Что мне до этих бабочек!

Но глазами все же проводил их по привычке.

И что вы думаете?..

Полет бабочек тоже у клена оборвался.

И чего это все к нему так липнут? Камедь - застывший древесный сок

Медом, что ли, его намазали? А ведь точно намазали!..

Только не медом, а соком кленовым — озарила меня догадка. Сейчас же разгар сокодвижения! Подошел и я к кленовому дереву. Край морозобоины, расшитый дятлом, слезоточит. При этом густые капли сока, подсыхая, по оранжевому лотку медленно скатываются вниз.

На лотке, в забродившем на солнце соку, две бабочки-траурни­цы.

Те, которых, я только что провожал взглядом.

...До дома всего лишь полсотни метров.

Сходить за топориком, что ли, да банку стеклянную прихватить?

И тоже полакомиться вкуснятиной?

Но жалко.

Дерево жалко.

Клен у меня на усадьбе один.

Чего доброго, усохнет.

А мне так будет не хватать осенью его волшебного костра.

Костра, от которого в одночасье загорается каким-то сказочным пламенем вся сопка перед домом.

Что сразу забываешь и о пресных буднях, и о туманном будущем, и о других житейских невзгодах.

Так что перебьюсь без кленового сока.

Да и не такой уж я сладкоежка.

вверх 

Главное - конечный результат

Пышными шапками расцвела в палисадниках калина бульдонеж.

Забила своей белизной все древесное и растительное разноцве­тье.

Раскачиваются снежные шапки на ветру, соблазняют неземно красотой.

Прохожий люд заставляют останавливаться в изумлении.

"Вот, - думаю, — всяким букашкам-таракашкам подфартило. Нектару пей — не хочу".

Но что-то пчелы и шмели не спешат садиться на это великоле­пие.

И даже редкие мухи, сделав полукруг, нехотя приземляются не в белоснежное буйство цветов, а к серединке поближе.

Туда, где цветочки мелкие и невзрачные.

Что насекомым до раскраски?

Раскраска — это только комбинация пигментов в клеточном и ничего больше.

То ли дело нектар!

А его как раз и нет в белой кипени цветка.

Вот и получается, что красота и стерильна и бесплодна.

Только для обмана.

Для того чтобы внимание опылителей цветка привлечь.

Иначе говоря, чтоб насекомые обратили внимание на мелкие, но способные плодоносить цветочки.

Именно на них воспроизводство держится.

Вот и пускается па путь обольщения калина, как женщина, с по­мощью косметики привлекающая ухажеров.

И кто еще перенял друг у друга эту хитрость: как соблазнять, как привлекать...

Да это и неважно.   Главное — конечный результат…

 вверх

Под яблонькой

Лето жаркое было.

Зайчишек в округе расплодилось - не счесть.

Мечут все подряд; ивовые ветки, молодой бамбук, кору осины.

И с каждым днем все ближе к околице подходят. Где под старой яблонькой разлапистый приземистый тис растет.

За четверть века, что живу в селе, под этим тисом ни одного сле­да не видел.

Деревьев с ядовитыми побегами и корой не только человек, но и зверь всегда избегает.

Ядовитее тиса в округе ничего нет.

А тут под деревом набитая заячья тропа.

И подстриженные, как газонокосилкой, нижние ветви тиса.

Зеленые, обманчиво сочные.

Совсем распоясался косой.

До краснокнижной растительности добрался, и яд нипочем ему.

Иммунитет, что ли, имеет?

Хотя раз нравится зайцу хвоя, пусть грызет ее. Много беды дере­ву не причинит.

На вкус и цвет товарищей нет.

Главное, чтобы кору не трогал.

Ведь этому дереву не одна сотня лет.

Жалко, если из-за прожорливого зайца погибнет.

Старая яблонька над тисом, как зонтик.

Только дырявый.

Вместо шатра голый каркас.

Спицы-ветви.

А ведь совсем недавно крона яблоньки густо мелкими яблоками  усыпана.

Может быть, этот заяц лакомиться яблоками сюда прибегал?

вверх

Зеленые зайцы

Перевозил в кабине машины несколько корейского кедра.           

Их нам холмские лесники передали.

У нас легкие руки.                                                   

Что ни посеем — все взойдет.

А у них с высадкой кедра на питомнике постоянно проблемы.

При перевозке несколько орешков под коврик закатились.

Что под ногами лежал.

...По осени, ближе к зиме, решил машину вымыть.

Стал коврики из кабины вытаскивать, а там зеленые звездочки кедровой хвои.

Из орешков крошечные сеянцы на свет божий проклюнулись.

В кабине под ногами всегда и тепло, и влажно.

Лучшего микроклимата для орешков и не придумаешь.

А потом, когда запуржило-замело, уже по привычке приходил. И за отсутствием яблок к веточкам тиса пристрастился. Все может быть. Зайцы — такие гурманы, что поведение их порой.  Предсказать трудно.

Что же делать с «зелеными зайцами»?                          

Водителю в кабине кедровая роща ни к чему.

Вот и высадил зеленых путешественников прямо на грядку.

А через три года из тонюсенького самосева приличные деревца сформировались.

Размером и толщиной с небольшой карандаш.

Раздарил знакомым и друзьям.

Неплохо же будет, когда за окнами их домов зашумят.

вверх 

С таким контролером не похалтуришь

В этом году впервые по пустырям и вырубкам кедр высаживали.   Посадили аж с полсотни гектаров.

А на питомнике саженцы для следующего года остались.  И новую плантацию молодого кедра успели заложить для будущих посадок.

Так что со временем в округе настоящий кедроград появится.

И сроки для посадки выбрали удачные.

Верхушечная почка еще в рост не пошла - значит, при пересад­ке сеянец меньше болеть будет.

И погода все время куксилась: ни дождя, ни солнца.

Лучшей погоды для хорошей приживаемости не надо.

Вот только контроль за посадками вести было трудно.

Дороги раскисли, стали непроезжими.

Лишний раз на площадях не появишься.

Но все же старался как мог.

И вдруг в одночасье узнаю, что у меня в этом деле уже есть  помощник.

Да еще какой!  Сам Топтыгин!

Я его застал отдыхающим прямо на засаженной кедром полосе.

Он расположился с комфортом в только что вырытой в суглинке яме.

Сбивал зуд от укусов бесчисленных кровососов, нахально засе­ливших его слежавшуюся шубу.

Она несъемная.

А значит, кровососов не вытряхнешь.

Вот и приходится все "свое" при себе держать.

И только после этого я обратил внимание на бесчисленнее коли­чество медвежьих следов кругом.

Будто он, косолапый, самолично работу мою принимал.

А что?

В качестве работы он заинтересован кровно.

Начнет кедр лет через тридцать плодоносить – такая житуха  у лесных обитателей будет, словами не передать. В том числе и у этого медведя. Вот и старается хозяин. Разве с таким контролером похалтуришь? Хозяина тайги уважать надо.

 вверх

Кленовая история

Чистых насаждений клена на Сахалине нет.

Но клен можно встретить почти везде,

И в подлеске.

И в основном ярусе.

Этого достаточно, чтобы придать лесным насаждениям особый кленовый шарм.

С позиции силы клен проиграл в борьбе за свободное пространст­во другим лесным породам: елке, березе...

И не смог создать свое кленовое царство.

Но прекрасно "научился" отыскивать незанятые места под солн­цем, чтобы закрепиться на них в виде символических "крепостей".

По два-три дерева в куртинке-крепости в бескрайних темнохвойных или березовых насаждениях.

Чтобы не иссякало кленовое разнообразие.

И все благодаря особому строению плодов, которые из-за нали­чия крылатых выростов называют крылатками или двухкрылками.

С позиции аэродинамики «крыло» клена, на котором семечко со­вершает путешествие_: представляет собой несущий винт.

Крылатка, падал и вращаясь вокруг своего центра, описывает винтовую траекторию.

Как снижающийся с отключенным двигателем вертолет.

Набегающие потоки воздуха позволяют ему планировать, гася скорость падения.

А значит, отклоняться на значительные пространства от пред­назначенного места приземления.

Семечек-крылаток много.

На одном дереве их сотки.

Какому-то да повезет.

Приземлится там, где место не занято,

И через какой-то десяток лет на этом месте появится очередное Кленовое дерево, поражая нас осенью яркостью красок, делая лес торжественным и праздничным. 

вверх

А ведь должно быть и завтра

Человек присвоил себе право распоряжаться всем живым в природе.

В том числе и лесом. Он решает его судьбу. С помощью топора и пилы.

По своему усмотрению делает в нем рубки ухода. И больше не у кого спросить: а нужны ли они лесу? Л лес живет и развивается по своим законам, И эти рубки ухода ему, что мертвому припарка. С помощью топора и пилы человек формирует лес по собственным потребностям и собственным представлениям о нем. Это нужно не лесу. Это нужно человеку. Каков человек - таково и дело. Какой человек — таков и уход за лесом. Все больше алчных людей приходит в лес. Все более изувеченным и неухоженным становится он. Порой лес "уходят" так, что на него страшно смотреть. Мне искренне жаль жителей областного центра. Мне искренне жаль леса вокруг него, ставшего разменной моне­той в человеческих отношениях.

Только вокруг Южно-Сахалинска, где большинство лесов со­ставляют зеленую зону, ежегодно вырубается 12 тысяч кубометров.

Говорят, что для удовлетворения потребностей островного чело­века.

Скоро после такого "удовлетворения" островной человек забудет дорогу в лес.

Кому захочется коротать свой досуг среди древесного хлама, бу­релома и других "прелестей" человеческой деятельности?

Деградирующее общество все свои проблемы старается "слить" на природу, на лес в первую очередь.

Ставший таким же захламленным и неухоженным, как наше се­годня. А ведь будет еще и завтра.

Для наших детей и внуков.

И каким оно будет - полностью зависит от нас.

От нашего отношения к лесам.

От нашего отношения к живой природе.

вверх 

Под алчным взглядом лесозаготовителей

В конце двадцатого века над Крильоном нависла очередная опас­ность.

Пихтовые леса в верховьях Урюма и его притоков приглянулись лес лесозаготовителям.

Сказалась близость незамерзающих портов, а значит, и возмож­ность получения большой прибыли.

Пользуясь «раздраем» в лесной отрасли, им удалось взять в аренду не одну тысячу гектаров заповедного леса.

Естественно, с целью вырубки.

Оборону пришлось держать общественникам.

Пронырливые фирмы и фирмочки уже успели похозяйничать на Зверевке - одном из притоков реки Таранай.

Их алчные взгляды привлекал уже Урюм.

Но напор зеленого движения на юге острова был так невелик, что чувство собственной безопасности перевесило азарт собственного обогащения.

Даже самые цивилизованные лесозаготовители в районе — ООО «Анлес», работающее в отличие от других с соблюдением ос­новных экологических правил, — отказались от арендованного уча­стка.

И других призвали сделать то же самое.

Первая атака лесозаготовителей отбита. Заповедный лес получил передышку. Но надолго ли? Спрос на древесину растет. Цена тоже.

А значит, желающие похозяйничать в лесах Крильона не переведутся.

 вверх

Забывая про святость

Вся жизнь человека от рождения до смерти так или иначе связа­на с природой.

Праздники всех религий и обрядов завязаны на ней.

В канун Нового года ставим рождественскую елку.

В Вербное воскресенье - пучок вербы.

На Троицу дом украшаем веточками березы.

И каждый из этих обычаев подчеркивает единение природой.

Вот жаль только, что в наши фатальные времена из этих таинственных и священных ритуалов стала начисто выпадать святость.

И при проведении обрядов этих все больше и больше людей за­ботятся не об очищении души, а об извлечении вульгарной прибыли.

Как-то в начале января только за два дня я встретил в Южно-Сахалинске с полдесятка машин с новогодними елкамм, направляющимися в сторону свалки.

На некоторых еще предновогодние снежинки не успели раста­ять.

Так и простояли невостребованными они все новогодние празд­ники где-то в ангаре или на складе. И это не просто елочки, а елки.

Вершины поверженных лесных великанов, которым жить бы да жить...

Вот-вот расцветет верба.

Принарядится перед Вербным воскресеньем.

Первой весной запахнет.

Таинственным пробуждением живой природы. И птицы будут щебетать как-то веселее, как-то по-особенному. Славить своего Творца, своего Создателя...

А на следующий день после Вербного воскресенья от цветущих верб на обочинах дорог останутся только скелеты.

И опять в сторону свалки зачастят грузовички с нераспродан­ным пушистым товаром.

И все потому, что опять же дельцы от богоугодных дел ради мак­симальной выгоды и прибыли наготовят товара с запасом. Чтобы было чем славить Бога! Вот только нужна ли ему такая "слава"? Хорошо хоть березок в окрестностях сел и городов много. После пожаров полувековой давности,

Куда ни глянь - пустыри, поросшие березовым мелколесьем. Поэтому березовые порубки не так заметны. Не так бросаются в глаза на зеленую Троицу.

Вряд ли мы получаем нужное удовлетворение от таких празд­неств.

Ведь праздники придумывались нашими предками для исцеле­ния душ наших, нашего

тела. Чтобы подчеркнуть единение наше с природой.

А что мы делаем?

Что уж тут говорить о святости.

вверх

История, которую нашептали деревья...

Мой дом стоит на обрывистом берегу ручья со странным назва­нием Козловский.

Великий тенор в этих краях не бывал.

Старожилов с такой звонкой фамилией, чью память и чьи деяния решили бы селяне увековечить таким образом, тоже на селе нет и было.

Но кто-то все же назвал ручей Козловским — значит, были на то веские причины.

И без какого-то «Козловского» явно обойтись не могло.

Потому что в названии почти всех водотоков и других приметных мест на селе приживаются указания на прототипы.

Например, Лучина переправа, Зайцев распадок, броды Коля ма­ленький и Коля большой...

Все они: и Лучин, и Зайцев, и оба Коли — большой к маленький — были первопроходцами.

Из тех, кто обживал эту угрюмую, негостеприимную, во исконно русскую землю.

Из тех, кто по вербовке приехал просто подзаработать, да так и остался навсегда в этих ставших родными местах.

Где теперь живут и работают их дети, внуки, продолжающие об­живать эту землю.

Мой дом на селе все называют "дом лесничества". С одной сторо­ны дома - квартира, с другой - контора бывшего лесничества, где я работал лесничим.

Живу в доме почти четверть века, лесничество закрыли уже пять лет назад.

И должность мою сократили тоже. Но селяне по-прежнему дом называют домом лесничества. А меня — лесничим.

Значит, тоже как-то остался в памяти их.

И это приятно.

Хотя у дома, в котором я живу, есть более длинная родословная. Ее большинство селян уже и не помнит.

На этом месте располагалась центральная усадьба прежних хо­зяев-лесоводов - японцев.

На месте моего огорода у них был лесопитомник. И они тоже считали ату землю своей.

Заниматься лесоразведением временщик никогда бы не стал. Для него главное — урвать побольше.

Таких запутанных историй в отношениях двух соседних народов не счесть. Их не может распутать уже которое поколение и русских, и японцев.

О питомнике напоминают с десяток обособленно стоящих у по­дошвы сопки елок.

Эти ели, почему-то вопреки природным циклам плодоношения, золотятся огромными шишками почти каждый год.

На вершинах елей поселилась небольшая колония ворон. После многолетней «междоусобицы» и вороны, и хозяева подворий, при­мыкающих к вороньей колонии, достигли своеобразного консенсуса.

Вороны не трогают зелень и ягоды с огородов, не забивают цып­лят и кур, а хозяева не трогают вороньих гнезд.

В общем, обе стороны оказались сговорчивыми и понятливыми.

Осенью на дом лесничества любо посмотреть. Он буквально уто­пает в буйстве природных красок.

Прямо перед входом в контору стоят три ясеня. Три ясеня-акро­бата.

Их ножки-стволики причудливо переплелись, как при выполне­нии сложного акробатического упражнения.

Не сразу и определишь, где чей.

Зато на высоте груди у каждого свой прогонистый ствол с рос­кошной неповторимой кроной.

Кроны в конце сентября становятся пронзительно лимонно-желтыми.

И при взгляде на их увядающую неповторимость каждый раз до боли сжимается сердце, прощаясь с очередным уходящим годом.

Ясени у дома лесничества появились не сами по себе.

Это своеобразная память об "эпохе Ренессанса" в лесном хозяй­стве.

В те времена еще не слышали о беспощадном рынке. И рыночных отношениях по принципу "ты - мне, я - тебе".

И лесные боссы не были еще коммерсантами.

Они были учеными, лириками.

Их время безвозвратно ушло.

Но память о них и их делах осталась навечно.

Один из первых директоров лесхоза - Чоденко (к своему стыду имя и отчество его забыл), имеющий к тому же ученую степень, в пойме реки Семги заложил большую плантацию ясеня.

Для озеленения округи.

Для создания смешанных насаждений - чтобы природа не казалась такой скучной и однообразной.

А лесники в память об этом событии высадили несколько тонень­ких прутиков у дверей своей конторы, т. е. у дома, где я теперь живу.

Теперь эти прутики превратились в огромные деревья и по осе­ни радуют своей неповторимой лимонно-желтой красотой.

Хотя самая большая память, которую оставил о себе директор -это спасенные от промышленных рубок леса округи.

При нем был закрыт леспромхоз, прекращен сплав древесины по рекам.

Лесозаготовители, не выдержав штрафных санкций. Можно ска­зать, бежали из наших лесов, оросив даже заготовленную древеси­ну. Штабеля брошенного леса встречая я в урочище Шуя, на месте последнего базирования лесных варваров.

По такие странички в памяти не остаются. Как говорят у нас на Руси, плохое из памяти вон.

Сижу, пишу эти строки, а за окном по склону сопки вижу редкую паутину ореховых деревьев.

Рукотворное насаждение ореха Зибольта - это тоже своеобраз­ная память о первых лесоводах района.

Уж очень велико было желание превратить безжизненное прост­ранство освобожденных земель в цветущий сад.

Лесников не сдерживало даже скудное финансирование.

В листьях ореха Зибольта нет такой пронзительной красоты как  цветении листьев ясеня, зато причудливость их форм просто за­вораживает.

Я люблю смотреть на ореховый листопад в безветренную погоду — это потрясающее зрелище.

А местная ребятня любит, естественно, собирать орехи.

Гроз­дья-люстры, которые призывно раскачиваются на ветру.

Ребятня может висеть на деревьях с утра до вечера - до тех пор, пока не получит от мамаш взбучку за безнадежно испорченные ру­башки и штаны.

К тому же ореховая зелень имеет свойство долго не смываться не только с одежды, но и с рук, с лица.

Созревший урожай ждет с нетерпением и лесная мелкота: мы­ши, бурундуки, белки - хозяева этих мест.

Наверное, и для них, а не только для биоразнообразия и красоты в самых сокровенных уголках, прилегающих к дому лесничества, первые лесники высаживали куртинки таких вот "хлебных" дере­вьев.

Метрах в пятистах южнее лесничества на склоне ручья Козлов­ского большая куртинка кедрового стланика...

В ней круглый год кипит жизнь.

Летом четвероногих и пернатых обитателей этого «орехового» го­родка вычислить трудно, но по первому снегу каких только следов здесь не увидишь — белки, соболя, колонка, кедровки...

Одним из авторов создания ореховых насаждений и кедрача бы­ла Неонила Алексеевна Басова.

Почти полсотни лет она отдала лесу, пройдя все служебные сту­пеньки — от инженера леса до директора.

И сейчас, живя в стареньком неблагоустроенном домике на окра­ине Анивы, она продолжает поддерживать связь с лесхозом.

Рукой подать от куртинки кедрового стланика до настоящей ке­дровой рощи.

Она уже обильно плодоносит.

Саженцами, выращенными из ее орехов, на площадях Таранайского лесничества засажено сорок гектаров пустырей и гарей.

Настоящий кедроград.

Лесники всегда в тайне держали места посадки кедра, чтобы за­щитить свое детище от недобрых людей.

В первые годы плодоношения кедр очень уязвим. При неосто­рожной сборке урожаев тяжелых шишек можно поломать хрупкие прогонистые вершинки.

Они порой даже тяжелого снега не выдерживают. Чтобы собрать орехи для первой закладки питомника, пришлось долго "пытать" старых лесников о местонахождении кедровых на­саждений.

И один из них, Анатолий Степанович Величко, раскрыл нам эту тайну.

Его давно уже нет.

Но память оставил о себе хорошую.

Тем более что обе кедровые рощи посажены, в том числе и его ру­ками.

И не только рощи.

Высаживая сосну по голым окрестным сопкам, лесники всегда прихватывали пучок-другой кедра, чтобы высадить саженцы в ка­ком-то укромном месте.

Я часто слышал от охотников и сборщиков ягод истории о плодо­носящих кедровых деревьях на сопках в окрестностях села.

В глазах рассказчиков было нескрываемое удивление.

Я тогда не верил этим историям. А оказывается, все так просто.

Подарить неожиданную радость не так уж сложно. Нужно толь­ко иметь доброе сердце.

Вот и Анатолий Вениаминович Высоцкий, бывший лесничий Таранайского лесничества, а теперь главный лесничий Анивского лес­хоза, не зная об опытах старых лесников, тоже в своей вотчине вне­дрял такую же "методу".

Где в лощинке среди молодых посадок хвойника несколько кус­тиков смородины высадит, где сливу или вишенку посадит. То же самое и с кедром.

Это хорошая память о себе.

Хотя то, что он сделал для окрестной природы, жители села вряд ли забыли бы и без этого.

...Сопка, у подошвы которой стоит дом лесничества, когда-то по­сле опустошительных пожаров была голой.

Теперь здесь хоть филиал дендрария открывай. Сосна, ель, лиственница, кедр, ясень, боярышник, орех, лимон­ник — и еще десятка два древесных и кустарниковых видов.

Одиноко под окнами, почти у самого обрыва в ручей, стоит лист­венница.

Ей всего четверть века, а она уже добрый метров.

Обильно плодоносит.

Это тоже память о важном для села событии.

В окрестных лесах появились первые рукотворные лиственнич­ники. В том числе и на сопке, нависающей нал моим домом.

Каждый из лесников, участвующий в озеленении бывшего горельника, по деревцу посадил перед конторой лесничества.

Но лиственничная аллейка погибла: ее съели мыши — это лиш­ний раз подтверждает, как нелегок путь лесовосстановления.

И только деревце старого лесника Арнольда Николаевича Само­хина осталось живо.

Он посадил его отдельно среди прутиков бамбука.

Лесника давно нет уже в живых, а деревце, посаженное им, при­жилось и растет.

Его так и называют: Самохинская лиственница. Хотя за свою жизнь Самохин посадил таких деревьев не одну сотню тысяч.

Искусственные леса в окрестностях села Огоньки занимают пло­щадь более тысячи гектаров. И в посадке доброй половины прини­мал участие и он.

Рядом с лиственницей, ближе к забору, росло несколько белых акаций. Тоже своеобразная веха: в лесничестве создавались сме­шанные насаждения с участием этой породы.

Но теплолюбивой южанке нелегко пришлось в суровых сахалин­ских краях.

В сорокаградусные морозы большинство деревьев вымерзло

Погибли деревца и у дома лесничества — результаты не всегда бывают положительными.

Хотя не обошлось и без исключений. В Анивском районе есть акациевая роща, объявленная памятником природы.

Памятниками природы объявлены и два рукотворных кедрача в окрестностях села Огоньки.

Слово «памятник» происходит от слова «память».

И пусть большинство имен тех, кто оставил о себе память таким вот образом, не сохранилось, их дела останутся в лесах, выращен­ных ими.

А значит, и в нашей памяти.

И мы эту память должны уметь защитить.

Уж очень велик соблазн местных дельцов пустить все на дрова.

В окрестностях Анивы, в окрестностях анивских сел в рукотвор­ных лиственничниках давно уже пошаливает топор.

И хотя столбы, опоры линий электропередач - вещь, безусловно, для района нужная, но как бы нам опять не очутиться среди пус­тырей.

Искусственные насаждения очень ранимы.

Вот и вся история, которую нашептали мне растущие перед ок­нами деревья

вверх 

НА ОСТРОВЕ СНЕЖНОМ

История с кедровыми орешками

Несколько лет назад собрали лесники два десятка мешков кедровых шишек. Первый урожай с первого кедровника.

Высушили... Вылущили... Отсортировали...

И... закопали в сырой песок. Чтобы ростку помочь скорлупу кедровую пробить: она у него крепче брони. Да еще смолой насквозь пропитана.

Закопать-то орехи закопали. А вот где - забыли. За зиму так двор замело, что от меток наших и следа не осталось.

А я место знал приблизительно. Пропажу нашли только через полтора года - на вторую весну. Мешковина, в которой хранились орешки, истлела.

Сквозь нее уже пробивались сочные ростки. Так, с ростками и высадили в грядки пропажу находку.

Высадить-то высадили, а специфику сахалинской природы не учли. Не учли, что у нас на каждый куст по вороне приходится.

Только подняли ростки-стебельки свои домики-орешки над головой - вороны тут как тут.

Пришлось на ворон управу искать...

Сейчас молодому кедровнику три года. И нынешней весной ждет его "путевка в жизнь".

Вон сколько голых сопок на Сахалине! Смотришь, лет через тридцать молодой лесок вырастет. С молодыми кедровыми шишками.

И все повторится сначала.

вверх 

Постель... для елочек

В заброшенный домишко через окно лопатами набросали снега.

Разровняли.

Утрамбовали. На метровую снежную подушку насыпали толстый слой опилок.

Ну вот… Постель готова…

Нет, не для снежного человека эта постель.

И не для экзотического животного, не желающего расставаться с атрибутами уходящей зимы.

Эта постель для живого организма - для сотен тысяч саженцев ели.  Сейчас они в специальном питомнике.

Еще под снегом.

Но весна вот-вот разбудит их. К ожившим стебелькам и веточкам глубинные корни-насосы погонят живительный сок. От тепла, от полученного питания оживут вершинные почки.

Оживут, набухнут...  И крошечные деревца пойдут в рост.

Но вот расти-то им как раз нельзя. Больше миллиона штук на гектаре. Всем пищи не хватит - погибнут в тесноте.

А чтобы этого не случилось, саженцы рассаживают. По пустырям, гарям, рединам. Однако рассадить такую "армаду" - и месяца мало.  А за месяц под воздействием тепла и влаги молодые деревца обязательно пойдут в рост и при пересадке погибнут.

Вот лесники и обманывают природу - продлевают сон елочек еще на месяц-другой. Для этого и закладывают снежную постель, которую попросту называют ледником. Помещенные в ледник, укрытые под самую вершинку и присыпанные влажными опилками, елочки вновь впадают в сон.

Замедляются жизненные процессы, перестают развиваться вершинные почки. А лесникам этого и надо. Такой посадочный материал можно брать из ледника даже в жару в течение всего лесокультурного периода.

И если соблюдены агротехнические мероприятия при посадке, то молодь, высаженная по пустырям и гарям, уже не погибнет.

А через несколько десятков лет на таких местах будет шуметь молодой лес.

вверх 

Грубая сила

Две бригады сажали елочки: бригада лесников, бригада школьников.

Рядом сажали.

По одной технологии: мотыгой в узкую щель.

Сунет лесник саженец в щель, притопчет его и все. Переходит к следующему деревцу.

Но школьники вдруг отвергли этот метод. Несмотря на объяснения, стали сажать по-своему.  Уж очень безжалостной показалась им технология лесников.

Стали копать ямочки под каждый прутик. И засыпать их аккуратно. Пусть медленно, зато качественно.

А лесники - люди бывалые, привычные к лесной работе. Знай с кряканьем вгоняют мотыгу в землю да притаптывают кирзовым сапогом. Чуть ли не последнего размера. Так что из щели иногда только верхушечная почка торчит.

"Поглядим, у кого посадки будут лучше", - осуждающе поглядывали школьники в сторону лесников.

А осенью, во время инвентаризации, авторитетная комиссия подвела итоги спора. Площадь, засаженная школьниками, была пуста. Елочки не выдержали летнего зноя.

Рыхлая земля быстро высохла. Саженцы уже были обречены с момента посадки.
А посадки опытных лесников зеленели аккуратными рядами молодых деревьев. В хорошо утрамбованной почве влага сохранялась и в самый зной.

Ее хватило и на период приживания молодого деревца.

- Он, саженец, хоть и хрупкий, но, как и все живое, грубую силу любит, - проронил старый лесник.

- А ласка, она балует. Вот и результат.

вверх 

В молодом лиственничнике

На молодой лиственничник Бог слал испытание за испытанием.

Три года брали с него непосильную дань мыши.

Брали, построчно выгрызая только что укоренившиеся рядки тонюсеньких прутиков. Потом, как напасть, обрушился сырой снегопад, по пятам которого шли трескучие морозы. Смерзшиеся стволики под тяжестью льда и снега ломались, как спички. Потом была смертельная, изнурительная борьба с курильским бамбуком, пытавшимся заглушить молодое племя.

И вот когда, казалось, все напасти позади, когда поредевшее лиственничное войско, пробив стену бамбука, вырвалось на свободу, - новое испытание: молодой лесок облюбовал заяц, обыкновенный заяц-беляк.

Надоело ему питаться терпкими ветками да молодыми побегами бамбука - потянуло на сладенькое.

А что может быть в тайге слаще, чем вершки молодых лиственниц, превратившиеся в звенящие леденцы-сосульки, торчащие рядками из-под пышного снежного покрывала? 

И быть бы леску полностью обритым, если бы не его величество случай.

Случай, которыми так пестрят лесные истории. У каждого хозяина есть в тайге свой участок.

У зайца - свой.

 У лисы - свой. У пернатых хищников - тоже.

 А когда участок накладывается или входит в зону влияния другого - столкновения не миновать.

И для зайца одно из пиршеств закончилось трагедией.

Несколько клочков белесой шерсти да комочки рыжеватой крови на шершавом снегу - вот и все, что осталось от лакомки, когда его пути-дорожки пересеклись с путями-дорожками хозяина этих мест, ночного хищника - филина.

вверх

Под дубом

После затяжного ненастья - большое солнце.  

Легкий ветерок с металлическим шуршанием перекатывает с места на место жесткие листья дуба.

Парит пропитанная влагой подстилка из прошлогодней травы.

Легкая дымка стоит над пологом просыпающегося от зимней спячки леса.

Перед входом в норку, замаскированную ажурным сплетением кореньев, охорашивается старая мышь: "Перезимовала...".

Забыв обо всем на свете, на колючем кусту шиповника, свернувшись в большой радужный ком, дремлет сойка.

Шевелятся на ветру, как водоросли под ударами морской волны, линяющие клочья шерсти на некогда роскошной шубе соболя, блаженно растянувшегося на корявом суку старой березы.

Вдруг с шумом обрушивается подтаявший пласт грунта на песчаном оползне. Мирная идиллия нарушена.

Любопытство берет верх над инстинктом самосохранения: что там?

Блестящий желудь, скрытый до этого под шершавыми листьями дуба, маняще поблескивает на солнечном песке.

Старая мышь пробует на зуб подарок судьбы.

Над ней зависает серая тень сойки... От судьбы не уйти - и старая мышь бьется в клюве птицы...

У этой драмы могло быть продолжение: для соболя нет желанней добычи, чем сойка. Уж очень не любит он эту доносчицу. Но весеннее солнце все жарче и жарче...

И нет сил даже открыть глаза, не то что делать какие-то движения. Линяющий соболь так и остался на суку у старой березы...

Пройдет какое-то время, и из надкушенного мышью желудя пробьется молодой росток.

И на месте лесной драмы зашумит первыми листочками еще одно молодое деревце.

вверх

Чудо в зимнем лесу

Без чудес в природе, как и в сказке, не обойтись.

Бредешь зимой по лесу - и… вдруг чудо.

На старом клене, голом и оледенелом - зеленая ветка, усыпанная яркой ягодой. Дальше - больше…

На обыкновенной березе - ольховые побеги. Словно дерево на дереве выросло.

А рядом действительно дерево на дереве – молодая елочка из люльки надломленного сука старой осины выглядывает.

Или такая шарада: стоит береза, а ветки на ней в метелки собраны…

Словно сказочный коробейник выставку-распродажу березовых изделий тут же на березе организовал.

Жутковато несведущему человеку от такого чуда...

 Хотя, что необычного в этом?

Зеленые ветви на лиственных деревьях зимой - это не что иное, как кусты омелы вечнозеленого растения-паразита.

Порождение березой ольхи - тоже не чудо. Просто пораженные одним из видов грибов ветки и листья березы иногда принимают ольхообразную форму.

В наши дни любой студент-биолог сотворит подобное "чудо": приготовит вытяжку из гриба и опрыскает здоровое дерево.

Метелки в кроне березы - одна из болезней дерева. И называется – ведьмина метла. Летать на ней нельзя, но двор подмести - за милую душу.

А елочку тоже никто специально в люльку не сажал.

Тут все прозаично и буднично.

Просто ветром занесло еловое семечко на крылышке-парашютике.

И надо же - прижилось!

Растет юное деревце, свету белому радуется.

вверх

Деревья тоже кричат...

Далеко шагнула медицина.

По цвету кожи, ее состоянию врачи научились распознавать недуги человека. Да и сам человек может рассказать что-то о своей болезни, помогая врачу.

В отличие от человека деревья безмолвны, и болезнь гложет их молча. Но порой и они кричат...

"Кричат" ярко, броско... листьями.

И опытный лесовод, как врач, может услышать этот крик.

У больных деревьев листья бывают всех цветов радуги.

Появился избыток окисла азота в почве - и листья почернели.

Стоит вирусу облюбовать крону дерева - и листья приобретают синеватый цвет, а то и сиреневый.

Много молибдена в почве - цвет листа становится пурпурным.

Мучнистая роса, одна из распространенных болезней дерева, окрашивает лист в серебристый цвет.

Бывают листья лиловые, фиолетовые.

И не оттого что дерево хочет блеснуть своей красотой, а оттого что больно. Цветом листьев оно кричит, взывает о помощи.

А лесоводы, "услышав" зов, приходят на помощь.

вверх

Елочки
Подошва сопки - как голова уличного мальчишки.

Бесчисленными репьями в нерасчесанной шевелюре еловые пни в пересохшей траве. Черные, обугленные…

Когда-то здесь была вырубка. Потом пожар основательно почистил ее. Только у самой дороги - две чудом сохранившиеся елочки.

Их пощадил огонь.

До них не добрались короеды.

До них не добрались любители елок под Новый год.

Тихо, безмолвно кругом…

Лишь изредка сядет залетная птица да кочующий зверь забежит ненароком, и вновь полное забвение.

Пустота кругом.

Но природа пустоты не терпит.

А что не под силу природе - под силу людям. Пришел черед озеленяться и этой сопке.

Приехали в зеленых фуражках люди. Саженцы в мешках привезли. Много саженцев. По пять тысяч штук на гектар хватило. За день управились - и домой. Только завязла машина в разбитой колее. Ни назад, ни вперед.

А рядом - две елочки на ветру раскачиваются. Не бросать же машину в тайге.

И в ход пошел топор…

Двух елочек как не бывало, только из глинистой лужи, как руки утопающих с растопыренными пальцами-иголками, остались торчать короткие черенки колючих веток.

И сразу сопка стала ниже.

И затаилась в лунках только что посаженная хвойная молодь…

И даже ветер стих, запутавшись в сухой траве.

…Но жертвы напрасными не бывают. Когда-то и на этом месте вместо двух елочек зашумит прекрасный бор.

Только погубленные елочки все равно жалко.

вверх

Самозванцы
Новогодние плантации елей и предназначены для того, чтобы праздничные елки из них готовить.

Вот одну из таких плантаций и пустили мы под промышленную рубку.

Зима была вьюжной.

Снегу - в человеческий рост.

Елочки рубились без отопки, и к весне по всей плантации торчали двухметровые огрызки. Привести плантацию в порядок сначала не было времени.

Потом - денег.

Потом - вообще о ней забыли.

А когда вспомнили - приятно удивились: вырубленный ельник не погиб.

Выжил.

Выжил назло судьбе, сделавшей его новогодней игрушкой. Верхние мутовки обрубков, приняв вертикальное положение, трансформировались в отдельные стволики.

И теперь на каждом обрубке росло по нескольку молоденьких елочек: нарядных, нежных, похожих друг на друга.

"Ну, самозванцы!" - только и сказал я.

Уничтожить самозванцев рука не поднялась. И вместо раскорчевки провели уход. Прореживание сделали.

Лишние сучья убрали.

Вершинки лишние.  И получился настоящий еловый бор. С подстилкой из игл и сухих сучьев. Со здоровым смоляным духом.

И пусть стволы молодых деревьев были причудливо изогнуты, пусть у некоторых было по две вершинки - это не портило внешний вид ельника. Наоборот, придавало какой-то шарм, какую-то неповторимость.

Так и прижились на берегу реки Брянки молоденькие самозванцы.

Растут себе вопреки судьбе. А на некоторых уже и шишки появились.

Значит, скоро на свет и новые елочки появятся.

вверх 

У срубленного дерева

Притащили как-то лесники на погрузочную площадку сушину.

Раскряжевали на чурки.

А что еще с дуплистого дерева получится? Из одной чурки гнездо выпало. Вернее, начинка гнезда.

Присмотрелись к гнезду-чурке: отверстие сбоку – входные двери, просторный цилиндр внутри - спальная комната, а в спальной комнате матрац - кучка сухого мха. То, что выпало при распиловке - постель беличья. Словом, сухой просторный дом для многодетной беличьей семьи.

С удобствами.

Рядом "столовая". Березовые и ольховые сережки с деревьев гроздьями свисают -это на первое.

 Каждая ветка разлапистых елей усыпана почками - это на второе.

Редкие шишки на ветках - на десерт.

А внизу, в ручье, - ключевая вода. Пей - не хочу.

Жалко мне стало срубленное дерево. Ведь именно вокруг таких полусухих и дуплистых деревьев настоящая жизнь в тайге только и держится. В ухоженном лесу обитателей лесных почти не встретишь.

И парадоксального в этом ничего нет: не будет ослабленных деревьев - не будет и древесных вредителей.

Ни муравьев.

Ни усачей.

Ни короедов.

Не будет насекомых - не будет и насекомоядных.

Ни землероек.

Ни дятлов. 

Ни птичек-синичек.

Не будет дятлов – не будет и дупел.

Не будет дупел - не в чем будет селиться лесной мелочи, птицам, белкам и даже разбойнику-соболю.

Вот ведь какая картина получается.

вверх

На пожарище

Нож бульдозера разделил тундру надвое: с одной стороны - бескрайнее море переспелой морошки, от чего тундра, как луг от одуванчиков, окрасилась в ярко желтый цвет.

С другой - черное поле пожарища, с тускло чадящей кромкой огня.

Работа напоминала сизифов труд.

Бульдозер прилежно нарезал полосы, обнажая мокрый слой торфа, перед которым огненный зверь сникал.

На какое-то время в природе устанавливались обманчивые тишина и покой. Но проходило три-четыре часа, и под беспощадным солнцем обнаженная полоса торфа подсыхала и из препятствия для огня превращалась в его источник: сухой, взрыхленный торф вспыхивал, как порох.

Огненный змей вновь медленно полз вперед, пожирая метр за метром желтое чудо морошки.

...И мы опять отступали - до следующей полосы. А вместе с нами отступали и изнуренные птицы - глухари, дикуши с птенцами пуховичками, кучкующимися прямо по ходу трактора.

На Сахалине погода переменчива. Сегодня - беспощадная жара, завтра - дождь. Главное – дождаться завтра, выиграть время.

А чтобы выиграть его, мы резали полосы все чаще и чаще, останавливаясь лишь для того, чтобы сбить горящие куски торфа с раскаленного двигателя.

А вместе с нами останавливались и птицы.

...И дождь пошел. Пошел, когда до молодого ельника оставались считанные метры. ...Весной набирал я воду из проталины.

Там, где все произошло, я услышал пение каменного глухаря.

Я стоял, прикрываясь веткой кедрового стланика, и завороженно слушал.

На дереве пела птица.

Пела о своей жизни, полной неистребимой силы, а может, и о нас, спасших ей жизнь, спасших ей дом...

вверх 

Знакомые незнакомцы

Летом я отдыхал на юге.

Как каждого прибывшего впервые новичка, меня поразило обилие и разнообразие древесной растительности.

Восхищался можжевеловыми лесами, побывал в Хостинской тисосамшитовой роще - заповедной, знаменитой на весь мир своими реликтовыми породами. Видел мамонтовое дерево, свисающие ветви которого удивительно напоминают бивни мамонтов из приключенческих фильмов по книгам Обручева.

В группе, кроме меня, было несколько сахалинцев.

Помню, один из них сказал: Природа здесь - не то что у нас. Тут одних хвойных с полсотни наберется.

Мне даже обидно стало за свою природу, ведь и у нас она довольно многообразна. Бедны скорее наши познания. К тому же привыкли мы к своей природе и воспринимаем ее не так остро, как южную.

А ведь и хвойных у нас немало произрастает. На Сахалине одной ели видов пять: от голубой Глена до скромной аянской.

А сколько видов пихты, лиственницы, сосны!

Растут здесь и экзотические, реликтовые породы, занесенные в Красную книгу, так поразившие меня на юге своим величием и монументальностью.

Взять тот же тис, к примеру. Поскромнее он своего южного собрата, ростом пониже, поменьше диаметром. Зато такая же пахучая серповидная хвоя, такой же цвет древесины - сочный, красный.

Встречается и можжевельник, тоже обладающий удивительным долголетием, тысяча лет для которого - не предел. Если в южных районах страны нередки экземпляры, достигающие в высоту до двадцати метров, то у нас – скромный кустарник в рост человека. Но это не подавленное в росте растение, а весьма своеобразная жизненная форма, образовавшаяся в суровых условиях острова.
Нередко для озеленения разводят тую - красивое деревце с плоской клиновидной хвоей.

По сведениям палеонтологов, в третичном периоде на Сахалине произрастало и мамонтовое дерево, остатки которого были обнаружены в форме веточек и семян. Даже мне, лесоводу, трудно представить размеры такого дерева в зрелом возрасте. К примеру сказать, самое крупное из существующих в Калифорнии экземпляров содержит в объеме 1500 кубических метров, то есть в одном этом дереве столько древесины, сколько мы всем лесничеством готовим за пять месяцев работы в лесу. Диаметр его ствола - одиннадцать метров, а высота - восемьдесят три! Фантастические, одним словом, размеры.

Так уж повелось, что восхищение и удивление вызывают у нас те породы, которые когда-то давно здесь произрастали или произрастают далеко.

К своим растениям мы привыкли, они нам кажутся самыми обычными. А ведь где-то и они вызывают удивление.

Взять хотя бы сосну. В древнем Индокитае высаживали ее у дворцов императоров как символ долголетия и величия, как приносящую счастье и отводящую беду.

Не меньшим уважением пользовалась и лиственница.

А мы на них - с топором.

вверх